Г.К. Честертон (1874 — 1936). Несколько слов о питье

Надеюсь, все хоть немного возмутят­ся антиалкоголь­ным манифестом, который выпусти­ли очень важные врачи. Судя по зву­чанию, «алкоголь» — арабское слово, подобно алгебре или Альгамбре, кото­рую я тоже не люблю. Испанской Аль­гамбры я не видел; говорят, она невысо­ка и сравнительно прилична. Огорчает меня много более солидное здание на Лестер-сквер. Итак, если слово «алко­голь» — и впрямь арабское, не удиви­тельно ли, что оно идёт от народа, питавшего к нему весьма прохладные чув­ства? Приятно представить, что пожи­лой мусульманин, грозно ворча в боро­ду, ищет, как бы похлеще заклеймить один из символов чужого, нечестивого мира. Врачи употребили это слово ради научности, и оно их подвело. Что ни го­вори, оно искажает, искривляет пробле­му, а это очень важно, когда проблема — нравственная.

Неверно думать, что человек, кото­рому хочется выпить, жаждет алкоголя. Пройдите девять миль по пыльной анг­лийской дороге, и вы поймёте, зачем придумали пиво. Оно немножко пьянит, но не это главное — вам хочется не ал­коголя, а пива. Однако и это ещё не всё. Истинная трудность — в том, что чело­век занимает в мире особое место, к не­му нельзя подходить чисто физически. Если он — не образ Божий, он — испор­ченный прах. Если мы не верим, что бо­гоподобная тварь пала со своих высот, мы должны признать, что одно из жи­вотных совершенно взбесилось. Наше тело слишком связано с душой — вспом­ним хотя бы о такой странности, как «половая жизнь». Ссылаться на живот­ных нельзя и тогда, когда речь идёт о ди­ких и дурных излишествах. Конечно, пьянство неестественно. Конечно, пья­ница-рабочий вредит своему здоровью; но мы не знаем, насколько вредит ему работа. Мы не знаем, вредят ли филант­ропу болтовня и робкая попытка мыс­лить. Всё человеческое опасней живот­ного — влюбленность, поэзия, собственность. Пьянство плохо не тем, что оно будит в нас зверя, а тем, что оно будит в нас беса. Животные безгрешны, а часто — приятны: взгляните на смирных коров. В пьянстве нет ничего животного, в животных — ничего пьянящего. Человек всегда хуже или лучше животного, их просто нельзя сравнивать. Животному не выдумать такой гадости, как пьянство, — и такой радости, как выпивка.

Манифест врачей ясен, и строг, а в нынешнем мире — даже смел. Многие согласятся с ними, что иногда больному нужно выпить, но очень удивятся, как они к этому относятся. Кто-кто, а врачи знают, что это очень опасно. У здорового есть другие услады, у больного их нет. Трудно его винить, если он пристрастился к эликсиру жизни. Пить грешно не тогда, когда пьёшь беспечно, а тогда, когда пьёшь обдуманно; когда питьё — не игра, но рабство. Наверное, пить для здоровья — хуже всего. Лучше всего пить просто так, не придавая особого значения ничему, даже питью.

Врач должен обуздать пристрастие больного, иначе придётся уповать только на обычных людей. Если бы местный кабачок стал таким же опрятным и приличным, как почта или станция, если бы туда заходили не одни пьяницы, им было бы гораздо труднее вести себя так, как они себя ведут. Безумцу, пожелавшему выпить безмерное количество виски, удивлялись бы, как безумцу, лизнувшему сотни марок Дело не в том, отпустят ли столько марок или столько виски, — он растеряется, помогут друзья, а кто-то и вызовет семью. Словом, если мы дадим возможность пить открыто и вместе, людям будет легче пить беспечно. Беспечность здесь — залог нормальности. Ни горький пьяница, ни злобный трезвенник на неё не способны.