Как найти выход из зависимости?

Недавно в братстве «Трезвение» прошла встреча — свободный разговор за трапезой — с одним из его членов Иваном и его матерью Татьяной. Иван всего несколько лет назад был запойным алкоголиком, прошел программу «12 шагов» и бросил пить, а сразу вслед за этим понял, что одной трезвости мало, для исцеления необходима полноценная духовная жизнь. Иван начал ее искать и нашел: через интерес к чтению Священного писания пошел на оглашение, в 2021 году воцерковился, стал членом Преображенского братства, а затем и братства «Трезвение». На встрече они с матерью захотели поделиться своим семейным опытом выхода из тупика зависимости и созависимости. Мы публикуем этот разговор таким, каким он состоялся, практически полностью.

Алкоголизм — семейная болезнь

Иван: Мой путь был не одиноким. Мама здесь, со мной, потому что алкоголизм — семейная болезнь. Она с разных сторон проявляется в том, как я взаимодействую со своими близкими и как они взаимодействуют со мной. И сейчас нам непросто бывает, но очень много вопросов было решено с Божьей помощью.

Татьяна: Сын употреблял почти 18 лет. Думаю, никому не надо объяснять, что это такое — жить рядом с таким человеком, а я, как человек созависимый, была самым активным образом во всё это вовлечена. Все эти годы его употребления я была для него «училкой», психологом, врачом, спасателем. Я истерила, не знала куда бежать, впадала в отчаяние, уныние. В самом конце его употребления у меня уже не было никаких сил жить, начали появляться суицидальные мысли. Я не видела смысла жизни. Когда мой сын пошёл в реабилитационный центр, я стала посещать программу «12 шагов», малые терапевтические группы, как положено для родственников в реабилитациях. Там я впервые услышала, что я созависимый человек. Конечно, я начала читать, узнавать. Я приходила в программу, а мне становилось все хуже и хуже. До выздоровления было еще далеко: у меня умирал от онкологии отец, перед этим от онкологии умерла мама. Жизнь была такая: сын употребляет, я хороню родителей — мне было очень тяжело.

Я пришла в программу, и мне сказали: «Прими свое бессилие». А как это сделать? — «Поверь в Высшую силу, в Бога, как ты Его понимаешь, перепоручи свою жизнь Богу». А как это сделать? Для меня это был самый главный вопрос. Я советский человек, была агностиком, и для меня вся программа превратилась в путь к Богу, и этот путь продолжается до сих пор. Меня взяли за руку, показали мне шаги, а дальше мне просто важно было быть каждую минуту здесь и сейчас, видеть, что куда Господь меня поставит, там я могу послужить, могу быть полезной Богу, детям Его, самой себе, что-то узнать об этой жизни, о мире. Так и живу. То есть я стараюсь быть с Богом во всех делах, я зову Бога в любое моё дело: чаю попить (смех), кино посмотреть… Постепенно я обрела осознание отсутствия бессмысленности, появилось чувство осознанности, что моя жизнь имеет какую-то ценность, я могу кому-то быть полезна. Таким образом день за днем я выздоравливаю потихоньку, все в жизни налаживается, и радость появляется. Это удивительно, потому что раньше я была очень угрюма.

Я умирал, ощутил это на себе физически

Елена: Когда вы решили идти на реабилитацию? Я встречаю много людей, которые всё время это откладывают и себя оправдывают.

Иван: Это решение пришло, когда я снимал квартиру в Москве и спивался, т. е. я умирал, ощутил это на себе физически. Рухнуло абсолютно всё. Меня уволили с работы, но я всё-таки получил расчёт, и были деньги. Реабилитацию мне предложила мама. Я знал о реабилитационном центре давно, тоже от мамы, но тогда эта информация прошла мимо. Я приехал в Самару, и мама мне сказала: «Вань, давай в РЦ?» Я сразу согласился, потому что вариантов других у меня уже не было. Так я туда и попал. Но я уже пребывая в РЦ, понял, что лично для меня этого будет мало, чтобы решить мою проблему. Также понял, что программы «12 шагов» тоже будет недостаточно, но это сугубо мой опыт. Кто-то действительно, находясь в программе, всю жизнь остаётся трезвым. И это удивительно. Дальше я пошел на оглашение, вошел в братство «Трезвение» и т. д.

Понимание на счёт реабилитационного центра пришло потому, что варианты кончились. Я прежде обращался к психологам, психиатрам. Психиатр мне говорит: «У вас признаки депрессии». Смотрю я на нее и думаю: «Серьезно?» А она: «Вот вам антидепрессанты». И я понял — мне предлагают с водки соскочить и подсесть на антидепрессанты, т. е. одно другим заменить. Меня это никак не устраивало.

Что значит «достичь дна»?

Сергей: Есть такое понятие «достичь дна» — это когда уходит отрицание. Любая зависимость — это болезнь отрицания: я не алкоголик, я не созависимый и т. п. Ещё в АА есть понятие «высшая сила». Что было для вас «высшая сила» и чем было для вас дно?

Иван: Когда я переехал на квартиру, где жил один, то думал, что решу вопрос с алкоголизмом. И решал так: проходил мимо супермаркета, брал там две бутылки виски и шёл домой решать вопрос с алкоголизмом. Последние запои были жуткие, длились по две недели — полный штопор. Всё это происходило в одиночку. И я понял, что умираю. Моё дно было такое, что я принял свою собственную смерть, что мне конец. Но у меня есть такая черта — она иногда очень хорошо работает, а иногда плохо. Тут она сработала очень хорошо. Это гордыня. Я сказал себе: «Да, Вань, ты помрёшь, но будешь до конца сопротивляться и что-то с этим делать. Ты будешь кочевряжиться до последнего». Поэтому я и на РЦ сразу согласился. «Высшая сила»… для меня это всегда был Бог и всегда Христос. Никаких других альтернатив не было, я всегда верил в это, хотя церковь обходил стороной. Но меня всегда привлекали монахи, что-то я пытался в них разглядеть, и до сих пор у меня большая слабость к преподобным (смех). Когда я узнал, что где-то читают Священное писание, то сразу побежал на евангельские встречи. Интересно, что всё произошло через маму. Ей о евангельских встречах сказала член Преображенского братства, ее коллега, Анна Агафонова, а я в Москве тогда ещё «в штопорах» был. Мама мне сказала про эти встречи, и я это запомнил. Наступил момент, и я пошел на евангельскую встречу, а потом сразу на оглашение.

Сергей: Татьяна, как вам удалось научиться отпускать проблему, перестать контролировать сына? Удается ли сейчас выходить из срывов, в том числе и по созависимости?

Татьяна: Не сразу, конечно, это получается, главное — делать: рассуждай, не задавай вопросов, утопающие вопросов не задают. Если ты тонешь (а я тонула), то мне все равно, на какой спасательной лодке, при помощи какого круга тебя будут вытаскивать, покажут лицензию на спасение или не покажут. Мне было не до этого — я просто не видела смысла дальше жить. Поэтому важно было отпустить контроль. Во-первых, отпустить сына. Знаете, всю нашу жизнь мои друзья говорили: «Таня, у вас до сих пор пуповина не перерезана». Он уже взрослый мужик, а у нас пуповина не перерезана, и что с этим делать, как ее перерезать? Есть молитва отстранения. Пока сын был в РЦ, я две недели день и ночь жила с этой молитвой: постоянно читала её в транспорте, ночью, когда мучили бессонницы, в свободную минутку на работе. Потом я занималась визуализацией, я представляла: вот мой Иван и я, а между нами эта пуповина. Я её перерезаю и говорю: «Дорогой, будь счастлив, иди. Господи, возьми в Свои заботливые руки дитя Твоё, не моё, Ты и веди, а мне помоги это с миром принять». Важно отпускать и не контролировать в обыденности.

Я всегда привожу как пример отказа от контроля рассказ про Ванькины кроссовки. Уже зима кончается, а у нас в прихожей стоят грязные осенние кроссовки, не помытые и не убранные на место. Всегда мама-нянька приберет, всё на место уберёт. А мне нужно отстраниться: если ему нормально, то пусть они стоят до следующей осени непомытые. И вот я день за днём молилась: «Господи, помоги мне, сделай меня слепой, помоги мне не видеть эти грязные кроссовки, помоги мне их не замечать» (смех). А потом мне приходит понимание: это болезнь громко орёт, страдание кричит, а Бог говорит тихо. И в какой-то момент я в более-менее спокойном состоянии услышала тихий голос: «Тань, ну вообще-то это тебе не нравятся эти кроссовки, а ему нормально, что они там стоят. Так пойди уже, помой, убери и успокойся». Здравомыслие — это то, что я утратила за годы его употребления. Простая здравая мысль: это волнует меня, а не его. Сын что-нибудь рассказывает, ещё не договорил, а я уже знаю, как надо, как правильно, у меня уже есть решение, и я уже его перебила, и меня понесло. Научиться не контролировать было нелегко, до сих пор бывают маленькие срывы. Есть правило «скотч» — заклеить рот. У меня был опыт, когда это правило сработало. Встаю утром, иду на кухню, накатывает ворох мыслей: «Опять стол не вытерли, всё в крошках, чашки не убрали, не помыли, всё бросили, опять я, что, так трудно было убрать?!». Пила «Дружба» включилась (смех) и готова всех своих близких порубить. А я же просила Бога помочь мне замолчать, оставить близких в покое, отстраниться с любовью, дать жить другим и жить самой. И я начинаю убирать со стола…Я могу замолчать воочию, но очень трудно остановить свои мысли. Раньше я боялась из-за этого сойти с ума, потому что у меня были постоянные внутренние диалоги и монологи, я спорила с людьми, которых нет рядом. Но потом это радио в голове резко уменьшило свой звук. Оно фонит, но уже можно жить и назад не хочется, только вперёд.

Вадим: Рассказ о вашей реабилитации показывает, как Бог вынимает человека из любой ямы и поднимает вверх. Это дает надежду, что человек, в каком состоянии он ни находился бы в своей жизни, даже в крайней точке, на грани гибели, всё равно может переменить свою жизнь.

Павел: Специалисты говорят, что когда человек переходит грань и становится зависимым, то когда он опускается на дно… не всем удаётся всплыть, к сожалению, но с теми, кому удаётся поймать этот момент, происходит восхождение. Я тоже опустился, две недели запоя, но я готовился к всплытию, поэтому решил «по полной оторваться», я был тогда неверующим. Сейчас я понимаю, как Господь нас любит несмотря на то, в каком мы состоянии находимся. Только благодаря Ему мы спасаемся и спасены.

Что вам дает братство «Трезвение»?

Павел (гость): У меня 24 года ремиссии от алкогольной зависимости, эта тема мне очень близка. Что вам дает братство «Трезвение»? Как помогает? И где стыкуется программа «12 шагов» и братство «Трезвение»?

Иван: Братство «Трезвение» дало мне более глубокое видение реальности, в которой я живу, и укрепило веру. Хотя сначала я не совсем понимал, что происходит в братстве. Дело в том, что алкоголизм разрушил очень много. Я жил определённой моделью жизни, глубоко укорененной. И в этой модели был только я. Мои взаимоотношения с Богом в прошлом очень хорошо это показывают. Я всегда верил в Бога. Я был счастливым человеком, как ни парадоксально это может звучать, потому что был с Богом всю свою жизнь, была какая-то неразрывная связь. Наверное, это был большой Его подарок мне. Но у меня не было с Ним никогда диалога, всегда был только монолог. То есть я Ему что-нибудь скажу и жду дивидендов. А ведь это отношение к Богу отражалось и на людях. Я к каждому человеку относился по большому счёту всегда с корыстным интересом, и поэтому в братстве «Трезвение», когда я слышал о сочувствии, например, я не знал, это, вообще, о чём. Несмотря на то, что я уже прошёл программу и воцерковился, но элементарных вещей каких-то никак не мог понять. Приходя на встречу братства «Трезвения», каждый раз я был жутко злой. У меня было сильное сопротивление. Когда говорили про сострадание, у меня взрыв происходил в голове, думал: «Ещё и сострадание какое-то, с сочувствием бы разобраться». Не было каких-то особых переживаний, всё время определенная жесткость была к самому себе и всё время шли битвы. Алкоголизм — такая штука, ты как птица феникс возрождаешься, а он тебя опять припечатывает, и так происходит бесконечно. Без жёсткости обойтись сложно. Когда алкоголь ушёл, то жёсткость стала проявляться на людях: «Вы не понимаете, что вы тут устроили!» Начинается борьба с людьми. Братство «Трезвение» помогает этой борьбе уходить. Я не могу сказать, что она исчезла. Но если сравнивать, то принятие другого человека в братстве «Трезвение» у меня продвинулось намного больше, чем в программе «12 шагов». Я это обретаю, потому что углубляется моя вера. Я учусь в братстве вере. Мы читаем Священное писание, слушаем проповедь. Мои отношения с Богом становятся глубже, и я по-другому начинаю воспринимать реальность и людей. Для меня это одна из самых сложных работ, дается буквально через пахоту, все мои аскетические усилия на 80% направлены на людей, а не на себя. Именно в этом моя основная духовная работа — идти на группы, посещать братские встречи. Потому что алкоголизм создал закрытую систему, изоляцию: одному очень хорошо, весело, задал себе вопрос — на него ответил и спорить не надо, всех победил и всё прекрасно (смех).

Мария: То есть делать усилие выходить из замкнутости?

Иван: Да, и я это делаю каждый день, стараюсь это делать. «12 шагов» – это конкретное сообщество, где одни алкоголики, и мы обмениваемся опытом. А в братстве разные люди. Когда я со своим наставником читал про программу «12 шагов», там в переводе поставили слово «братство», а он сказал: «Зачеркивай, это сообщество, а не братство, не братская жизнь». Братская жизнь намного сложнее, хотя сообщество очень помогает, это правда. АА действительно очень эффективны, я всегда буду благодарен этой программе, потому что она спасла мне жизнь. Первый рывок я сделал с ней. Но даже в программе говорится, что очень важен духовный рост. То есть я всегда должен куда-то идти, останавливаться нельзя.

Мария: Можно сказать, что программа «12 шагов» — это как бы трамплин к Богу?

Иван: Для меня да. И книга АА, и то, что я программу созависимых прошёл — это моя азбука. В братстве «Трезвение» вы уже говорите словами, а я еще букв не знаю. Самое интересное, что программа решила вопрос с алкоголем, но с людьми не решила. Конечно, это продвинуло меня во взаимоотношениях с людьми, но вопрос не решён. Я начал понимать хоть что-то, что происходит в братстве «Трезвение». Бог мне не дал сразу вступить в БТр. Господь очень хорошо меня притормаживает. Он и в АА меня тоже задержал, показал мне, когда было предсрывное состояние. Он меня «тормознул» очень хорошо, чтобы я никуда не бегал, а оставался на месте. Но всё равно я считаю, что за 10 месяцев всё очень быстро происходило, чудо настоящее.

Евгения-Жанна: Расскажите, пожалуйста, о параллели алкогольной зависимости и нехимической. От химической зависимости, может быть, человек быстрее в аду оказывается, и какой-то выход можно найти, а нехимическая зависимость как будто не такая агрессивная к человеческому телу, но морально тоже действует. У человека с нехимической зависимостью симптомы те же: замкнутость, потребительское отношение к Богу и людям, он всегда прав, нежелание общаться. Может быть, есть примеры выхода из нее?

Иван: У меня много разных зависимостей, большинство из них связаны с физиологией: курение, любовь покушать и всякое такое. Но в этих физических зависимостях очень много психологии. К примеру, курение, 99% этой зависимости держится на психологии. У меня были любимые вкусные сигареты, которые я курил, когда мне надо было подумать. Сам процесс курения сигареты помогает мне абстрагироваться от внешних раздражителей, уйти в себя, подумать над чем-то. Хотя на самом деле я вполне могу это и без сигареты сделать. Но это запускает определённый процесс. Мне так попроще, сигарета заполняет эфир, при этом я активничаю на своих условиях и т. п. Но при этом сигарета как инструмент помогает мне уйти в себя. Я не специалист по игромании, у меня был очень печальный опыт покера. Однажды чуть не проиграл очень большие деньги, смог уйти в ноль, и после этого у меня был сильный стресс. Я понял, что это не моё, с тех пор в азартные игры в принципе не играл никогда.

Татьяна: Любая зависимость химическая или нехимическая — это способ ухода из реальности. Потому что реальность причиняет страдания, боль, в ней невыносимо находиться, и поэтому человек ищет способ уйти. У кого-то это сигареты, кофе, чтение книг, просмотр сериалов, спортивных программ, а у кого-то водка, наркотики, секс и т. д. Причина всегда одна и та же — это способ ухода из реальности, в которой мне больно. А больно потому, что у меня беспокойство, раздражение, неудовлетворённость. Эти три чувства, которые нарастают во мне за жизнь как эгоцентризм. А он растёт как способ выживания. Симптоматика получается такая: мне всегда чего-то не хватает, мне всегда что-то не так, у меня всегда тревожное состояние, я «на стрёме», мир враждебный, сейчас меня кто-то обманет, обидит. Я всегда злая и не увижу в человеке что-то хорошее, я увижу плохое, у меня оценочное суждение. Я человека знать не знаю, впервые вижу, но мой мозг заточен так, что он моментально поставит диагноз этому человеку, что у него не так. Это же безумие! Оно начинает править мной, а я его не вижу, не осознаю.

Светлана: Иван, какие действия близких людей тебе помогали идти к выздоровлению, а какие мешали?

Иван: Действия, которые мне помогали — это когда меня оставляли в покое, давали свободу, не учили меня, когда не было давления. Когда начинались советы, это всегда вызывало сопротивление, потому что я горделивое существо и поэтому когда меня начинают учить, я сразу принимаю это в штыки. Так ведет себя любой алкоголик и созависимые также. Они считают, что жизнь положили ради своего близкого, а вы их учить еще чему-то начинаете. Я сам такой же. У меня тоже есть созависимость, и не слабая. Я тоже очень люблю контролировать всё и вся. Особенно то, чтобы люди вокруг делали, как мне надо. И даже сейчас это есть, даже по отношению к маме, и у меня к ней больше, чем у нее ко мне. Я видите ли воцерковился, я Богословский колледж закончил… Эти учения друг друга не дают результата, они бессмысленны. Когда ты умеешь слушать другого человека (как мама сказала: «Господи, помоги мне замолчать», потому что когда Господь помогает тебе, и ты сам к этому стремишься), тогда ты действительно можешь услышать другого, можешь его боль почувствовать. Потому что как алкоголик я очень сильно страдал. Это заблуждение, когда говорят, что алкоголики много чего не понимают и они безвольны, это вообще не про нас. Алкоголики очень часто — волевые люди. Перед водкой мы бессильны, но это не вопрос воли. Тишина должна какая-то быть.

Мария: Потому что мы, близкие, боимся за наших зависимых родных: вот он сейчас дойдет до определенного состояния и умрет. Но в каком бы состоянии человек ни был, надежда все равно остается. Человек с любого дна может воззвать к Богу. Нужно такое доверие к Богу иметь, чтобы отдать, поручить своего родного в руки Божьи и принять все, что бы ни было, вплоть до смерти.

Созависимые люди еще более разрушены, чем зависимые

Иван: Есть такая фраза: «Человек имеет право на ошибку, в том числе со смертельным исходом». Это абсолютно применимо к зависимым. Да и к созависимым, потому что созависимые люди еще более разрушены, чем зависимые. Потому что у зависимых есть, как ни странно звучит, наркоз, обезболивающее — бутылка, а у созависимых этого нет. Они находятся в аду 24 часа в сутки, ужас в голове происходит постоянно. Поэтому доверие Богу — это когда отдаю Ему и жизнь другого человека и свою жизнь. Помочь другому человеку я могу, только преображая себя, и если буду готовым помочь ему, если у него будет такой запрос. В моей семье так получилось. В начале я попал в реабилитационный центр, потом мама прошла программу, потом жена. А дальше стало создаваться такое пространство, в котором мы уже друг другу помогаем, и неважно, кто там первый, кто последний, у нас определенно другое общение друг с другом. И начинать надо всегда с себя.

Татьяна: Невозможно выздоравливать, пока ты не увидишь проблему. У нас два главных врага: первый — обида, второй — страх. Из страха я совершаю массу безумных поступков, делаю глупости, которые чреваты плохими последствиями как для меня, так и для моих близких. Когда я вижу проблему, принимаю ее, я могу начать с ней что-то делать. Но сначала мне надо посмотреть ей в глаза. Если начать раскапывать свой страх и попытаться честно посмотреть на него, то вы докопаетесь до того, чего вы на самом деле боитесь. Мы все боимся душевной боли, страданий. Мы боимся смерти близкого, от чего бы она ни произошла. Чего я на самом деле боюсь? Я боюсь страданий и боли. Вот от чего я бегу. Это жалость, это самооправдание, это то, каким образом я себя ставлю на пьедестал. Я героиня, я на тебя жизнь тут положила, я все тебе отдала, и мне в голову не приходит, какая нечестность, какой страшный подвох в этом. Нельзя строить свои отношения, например, с сыном, как это было у меня, на сплошных чаяниях и ожиданиях. Я жду, что он вырастет, получит образование, женится, подарит мне внуков, сплошная корысть, все себе любимой. Я всю жизнь так живу, но я не вижу этого и не осознаю. Программа дает мне инструменты, в которых я эти вещи начинаю видеть, копать, что я корыстная на самом деле, жадная. Я-то думала, что я белая, пушистая, порядочный и достойный человек. А тут я начинаю слой за слоем снимать шелуху и начинаю видеть свое истинное «я», какая я, и очень гаденько становится.

Мария: Согласна, когда мы живем жизнью другого человека, конечно, мы себя не видим. Когда начинаешь отделяться, тогда начинаешь видеть себя.

Наталья: Благодарю всех участников, кто делится своим опытом. Хочу сказать, все братья и сестры из БТр знают о моих историях, о муже, в частности, о том аде, что приходилось проживать, как это все было, и в определенный момент я сделала выбор. Я отдала в руки Божьи ситуацию, когда мне надо было оставить мужа с сыном и уехать на неделю на братский собор и по-другому — никак. Я отпустила страх: «Господи, пусть будет как будет», и через три дня ситуация изменилась окончательно, т.е. человек вообще прекратил пить. Я тогда это не осознавала, потом прошло время, и я поняла, Кто это сделал. Просто доверила эту ситуацию Богу-Отцу до конца, потому что своих сил уже не было, а выбор стоял. Жизнь продолжается, муж воцерковился.

Преодолевая зависимость и созависимость, я совершаю покаяние за род

Наталья Н: Вы задавались вопросом, почему в семье возникла проблема зависимости и созависимости, откуда это пришло?

Иван: Я не задавался этим вопросом, я решал проблемы. Понятно было, что этот «счастливый билет», биохимия тела, мне досталась по наследству. В семье были алкоголики, и были родственники, которые умерли от алкоголя. Но это не только вопрос наследственности и устройства организма. Уже сейчас я понимаю, что взаимоотношения в семье выстраивались определенным образом, у нас уже была заданная модель. Я в этой модели жил. Мы вырастаем на примерах, которые перед собой видим. То, что нам говорят, это мало на нас действует. А то, что мы видим, это мы схватываем очень хорошо с самого детства. Я видел пьющего дедушку, видел скандалы — и вот результат. В своей группе БТр я говорил, что заканчивая употреблять алкоголь, преодолевая зависимость и созависимость, я, таким образом, совершаю покаяние за род. В нашей семье нет возможности узнать о родных. Мы только знаем, что их расстреляли. Один прадед на Курской дуге без вести пропал. Это возможность остановить зло. Мы молимся: «В руки Твои предаем наше прошлое, настоящее и будущее». Преодолевая зависимость, мы точно меняем прошлое. Я убежден в этом.

Мария: Как помочь человеку зависимому, который себя зависимым не считает?

Татьяна: Ответ одним словом — никак.

Брат: Можно ведь молиться?

Татьяна: Да. Это единственное, что я могу сделать. Отдаваться каждую минуту в руки Бога. «Господи, Твой ребенок, возьми его в Свои любящие и заботливые руки…Ты веди его, а мне помоги принять волю Твою». Но я точно знаю, что когда мы, созависимые, начинаем выздоравливать, вести себя по-другому, то для зависимых это важно — более здоровое поведение по отношению к детям. Как Иван говорит: «Как важно дать свободу!». Начинаем вовремя ответственность передавать, просто любить ребенка, перестаем его критиковать, и тогда начинает что-то меняться. Бог приводить все в порядок. Главное меня убрать из этой ситуации. У нас говорят: «Бог — джентльмен, куда Его не позвали, Он не идет».

Иван: Я могу помочь другому, когда себе помог. То есть этим преображением своей жизни, тогда появляется шанс. Не факт, что это произойдет. В любом случае у человека меняется поведение, а человек зависимый говорит: «Ой, а что это не работает?» Привык по этой линии, а тут закрыто, денег не дают, может быть, как-то с другой стороны зайти? Он пойдет с другой стороны. Обязательно пойдет. Пойдет в обход: «Ой, и тут закрыто, и тут закрыто!» Потом до него начинает доходить: «А какие еще есть варианты?» И так появляется шанс. Ты, таким образом, наталкиваешь его на изменения. Круг сужается и его надо сужать, и одновременно с этим давать свободу.

Лидия: Сейчас у вас дружба. Татьяна, какие у вас были отношения, когда сын пил? Они разрушились, вы отдалялись друг от друга?

Татьяна: Были, конечно, очень тяжелые времена. У нас всегда были очень теплые отношения с Иваном, очень близкие. С границами была большая проблема. Никаких границ не было, так сложилось в нашей семье. Происходило большое внутрисемейное слияние. Когда Иван употреблял, у меня бывали такие моменты отчаяния, что я начинала его ненавидеть. От этой боли, которую я испытывала, мне хотелось его наказать. Вот это безумие. Я не понимала тогда: что я излучаю, то и получаю. Это только в худшую сторону может сработать. Я этого не осознавала. У меня было обыкновенное воспитание советского человека, что так себя вести нельзя, и я пыталась до него эту мысль донести. Пробовала и так и сяк, и истериками и уговорами, по-всякому. А оно не срабатывает, только боль нарастает, так жить невыносимо. Я могла сорваться, и я это делала. Но сказать, что это коренным образом испортило наши взаимоотношения, я не могу. Мы все равно остались близки. У меня хватало ума иногда просить прощения за свое поведение. Иван оказался действительно духовно менее разрушенным, чем я. Я это очень быстро увидела и поняла. У нас не было периодов длительного отчуждения. Господь устроил. Мы всегда были и остались близкими. Я очень радовалась, наблюдая его выздоровление. Человек начал возрождаться, меняться, появился другой взгляд. Счастье было это наблюдать.

Сестра: А был страх срыва?

Татьяна: В самом начале. Но если я действительно полагаюсь на Бога, то мне нечего бояться. Я в этот период поняла, что все равно будет так, как надо Богу, не как я хочу. Бог дает самое лучшее. Я Его замысел не знаю и нечего мне переживать. Меня отпустило. Оказывается, мне не нужно думать о судьбах мира, а жить просто здесь и сейчас.

Елена: Вы сказали, что братская жизнь сложнее, чем программа «12 Шагов». Когда вы вступили в БТр, у вас была проблема непонимания, сочувствия, сострадания. Как вы приняли тех людей, которых вам дал Господь на оглашении?

Иван: Я стараюсь принимать людей, но это процесс длиною в жизнь. Конечно, подвижки есть. Господь так быстро и с невероятной любовью до сих пор меня вел, что это будет чудовищная неблагодарность с моей стороны, если я от этого отвернусь. Программа помогла мне за 10 месяцев настолько восстановить жизнь, что я воспринял то, что написано в Библии и пошел на оглашение: дверь была открыта, и мне надо было просто зайти. Но это не я сделал, это Господь сделал. Господь привел меня в братство. Высшая степень глупости не идти туда, куда тебе сказано прийти прямым текстом. Господь мне сказал: «Вань, иди». Я ответил: «Хорошо, пошел». Тут вариантов других нет. Хотя мне было страшно идти в братство. Было очень сильное сопротивление. Но я всегда задаю себе такой вопрос, когда мне страшно: «Иван Викторович, а ты, вообще, верующий?» Иногда я шел в темноту, я не знал перспектив — перекрестился и сделал шаг вперед. А что будет дальше — Он лучше знает. Он всегда мне подсказывает и делает это разными способами. А мое дело — идти несмотря ни на что. Могу сказать в пользу программы, что она хорошо помогает действовать. С этим всегда проблема. Я могу красиво порассуждать, могу умные вещи рассказывать, а сделал-то я что? Я все сделал, о чем сказал? Программа понуждает сначала действовать, а потом уже приходит понимание. Эта заточенность на действие очень помогает сейчас. Все то, о чем говориться в братстве «Трезвение», я слушаю очень внимательно, и я стараюсь это сделать. Я уже делился в своем малом братстве: когда нет никаких сил, когда ты припечатан к полу или еще что-то,тебе совсем плохо, тогда необходимо хоть какую-нибудь ерунду сделать для Бога. Программа помогает этому научиться.

Мария: Благодарим вас, что вы с нами поделились, что вышли на этот разговор.