Народное пьянство
из книги «Московское государство XV-XVII вв. по сказаниям современников-иностранцев»
Надобно знать, что они весьма наклонны к пьянству и даже до такой степени, что от этого происходит у них много соблазна, зажигательство домов и тому подобное. Обыкновенно государь строго запрещает им это; но чуть настал Николин день, им дается две недели праздника и полной свободы, и в это время им только и дела, что пить день и ночь. По домам, по улицам — везде только и встречаются, что пьяные от водки, которой пьют много, да от пива и напитка, приготовляемого из меда (Барберини, с. 16).
Главнейший недостаток их есть пьянство, которым они, впрочем, хвалятся и презирают тех, кои не следуют их примеру. Вин у них совсем нет, но вместо него они употребляют напиток, сделанный из меда с хмелем. Напиток этот очень недурен, в особенности, когда он стар. Впрочем, великий князь не всем позволяет варить его, ибо в противном случае они бы каждый день напивались допьяна и дрались беспрестанно между собой, как животные. Образ жизни их состоит в следующем: утро до полудня проводят они на рынке, а потом отправляются в харчевню есть и пить, так что вечером никакой уже услуги ожидать от них нельзя (Контарини, с. 110—111).
У людей побогаче стол умеренный, а прочие питаются одним хлебом и чесноком, и все одинаково утоляют жажду чистой водой или очень скупо приправленной подмесью закваски. Этой жажды их, однако же, нельзя никогда утолить, если станешь подносить им водки, сколько душа их пожелает. Потому что они пьют, не процеживая сквозь зубы, как курицы, а глотают всей глоткой, точно быки и лошади, да и никогда не перестанут пить, пока не перестанешь наливать. В кабаках пьянствуют до тех пор, пока не вытряхнут мошну до последней копейки. Да и нередко бывает, что кто-нибудь за неимением денег отдает по уговорной цене шапку, кафтан и прочую одежду даже до голого тела, чтобы попить еще, а тут безобразничают, однако ж, хочет быть в виде не Геркулеса, а отца Бахуса на новую стать. От этой заразы не уцелели ни священники, ни монахи. Очень часто можно видеть, как кто-нибудь из московитян выйдет неверным шагом из кабака, пойдет вперед с отяжелевшей от питья головой да и валяется в грязи, пока не поднимет и не отвезет его к домашним какой-нибудь извозчик в надежде платы за провоз, а эти извозчики в бесчисленном множестве стоят на каждой почти улице в Москве со своими наемными повозками. Бывает тоже чрезвычайно часто, что этих бедняков, потерявших всякое сознание, извозчики завозят в глухие переулки и, отобрав у них деньги и платье, бесчеловечно убивают (Майерберг, с. 79).
Женщины также вовсе не считают за стыд напиваться допьяна и валяться пьяными на дороге подле мужей своих. Когда я был в Нарве, то мне случилось видеть в гостинице, где я жил, в Нигофе, пирушку русских, во время которой пришли на пир к мужьям своим и несколько русских женщин, которые подсели к мужьям и исправно пили с ними водку. Когда мужья напились вдоволь и хотели было идти домой, то жены, не напившись еще, воспротивились тому и хотя получили от мужей по несколько оплеух, но все-таки не двинулись с места и остались пировать далее. Когда же, наконец, мужья их спьяну попадали на пол и заснули, жены сели на них и продолжали тянуть водку, одна за другой, до тех пор, пока не упились донельзя (Олеарий, с. 182).
Во время моего пребывания в Москве я слышал о мужчинах и женщинах, пропивающих своих детей и все свое добро в царских кабаках. Когда кто-нибудь, заложивши себя в кабак, не в состоянии платить, то содержатель кабака выводит его на большую Дорогу и бьет его по ногам. Проходящие, узнав причину и жалея его, подают ему деньги, и, таким образом, он выкупается.
В каждом хорошем городе есть кабак, называемый корчмой, который царь иногда отдает в аренду, иногда же жалует на год или на два какому-нибудь боярину или дворянину в воз-ограждение за его службу. Тот на это время становится господином всего города; берет, грабит, и делает все, что ему угодно. Когда же он разбогатеет, царь вызывает его и посылает на войну, где он и растрачивает все нажитое; так что царю немного бремени от войны, а вся тягость лежит на бедном народе (Дженкинсон, с. 34—35).
Перед этим городом [1] есть у них общедоступное кружало, славящееся попойками и не всегда благородными, однако, свойственными московитянам удовольствиями. У них принято отводить место бражничанью не в самой Москве или предместье, а на поле, дабы не у всех были на виду безобразие и ругань пьянчуг. У них ведь обыкновенно тот, кого разберет охота позабавиться с женщинами да попьянствовать, уходит за город в ближайший кабак суток на двое либо на трое, приносит там жертвы Венере с Бахусом и кончает большей частью тем, что пропивает кабатчику все до рубахи, выталкивается на общественное поле, а потом, проснувшись, является опять в город, голый вполне или наполовину, где пьянчугу и встречают рукоплесканьями и похвалой. Мне и самому довелось видеть такого рода забулдыг, когда они проходили мимо посольского подворья совсем голые, исключая разве известные части тела, покрытые лоскутом полотна, и возбудили в народе такие крики, что многие посольские бросились к окнам, ожидая увидеть нечто необыкновенное и любопытное, а увидали лишь безобразие забулдыг, восхваляемое толпившимся народом за их опытность в пьянстве (Таннер, с. 70—71 ) [2].
[1] Москвой.
[2] «Там нет винограда, но одни изготовляют вино из меда, другие варят брагу из проса и в то и в другое кладут цветы хмеля, которые создают брожение; получается напиток одурманивающий и опьяняющий, как вино. Нельзя обойти молчанием одного упомянутого действия великого князя: видя, что люди там из-за пьянства бросают работу и многое другое, что было бы им самим полезно, он издал запрещение изготовлять брагу и мед и употреблять цветы хмеля в чем бы то ни было, таким образом он обратил их к хорошей жизни» (Барборо и Контарини о России. С. 157—158). «Когда они веселятся, то пьют главным образом водку и медовый напиток, который они делают из меда, достающегося им без труда и в изобилии, о чем можно судить по большому количеству воска, ежегодно вывозимого из страны. У них есть также ячменное пиво и другие дешевые напитки. Этому порочному пьянству безумно предаются все подряд как мужчины, так и женщины, девицы и дети, священнослужители так же или даже более, чем другие. Поэтому пока остается напиток, который им разрешается готовить к некоторым главным праздникам в году, нечего надеяться, что они перестанут пить днем и ночью, пока не увидят, что ему конец. Я говорю о простом народе; что же касается дворян,тоони вольны делать такой напиток, какой им угодно, и пить, когда захотят» (Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. С. 147—148).