Об иночестве

Юлия Халитова (Екатеринбург):

  Сегодняшнюю встречу об иночестве мы решили построить в форме  обсуждения. Предлагаются следующие вопросы:

 Почему именно сейчас мы говорим об иночестве?
Что такое иночество?
Что мешает и что помогает иночеству?
Брак и иночество

Почему именно сейчас мы говорим об иночестве?

Дмитрий Попиченко(Екатеринбург):

«Что значит умереть для греха?» – такой вопрос был задан на экзамене по Ветхому Завету. Это когда грех приходит, а тебя нет, ты умер; он приходит и никого не находит. Иночество состоит в том, чтобы полностью умереть для греха и возродиться во Христе. Нет другого пути для тех, кто обещал быть верным Богу. Это стяжание Духа Святого. Сложно ответить на вопрос, как это делать, но есть подсказка – принцип ответственности меньшего за большее, который имеет конкретное выражение – прилагать усилия к созиданию церкви. И тогда Господь дает силы и изливает Свой дух.

 Марина Чиркова (Москва): 

Мы должны быть другими, и это не данность, а некий путь, который надо пройти и возрасти в ту степень, которая будет иной по отношению к миру сему. Мы все прошли какой-то путь и пытаемся обозначить, насколько мы стали или не стали иными по отношению к миру. 

Евгения Парфенова (Екатеринбург):

Почему вопрос об иночестве встал именно сейчас? Он обсуждался и раньше, но не был общей темой проживания; это странно. Духовное движение не может быть неиноческим, иначе это не духовное движение, а еще одно общественное или социальное явление. 

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Почему сейчас мы говорим об иночестве? Мы ведь собрались не просто так, не потому, что вдруг полюбили Христа. Вопрос об иночестве относится к нам, потому что только будучи иными, мы можем быть достойными этого откровения. Иночество – это условие его воплощения, и оно несовместимо с состоянием дряблости, в котором мы то и дело оказываемся. Церковь мала, она потрясающе мала, и об этом древнем откровении всегда знали. Исайя писал о том, что сохранится малый остаток. Сегодня, когда зло и грех в этом мире набирают критическую массу, которая мешает церкви стоять на земле, Господь даёт откровения каликам перехожим: вот и вчера братство «Трезвение» исповедало само себя братством «инвалидов детства». И это Божье откровение удивительно.
Мы хотим идти за Господом, встаем, но не можем идти, потому что у нас на ногах путы. Речь идёт о семье, которая, если не освящается, то становится мощным идолом. Человек не может быть свободным от семьи, потому что несёт за неё ответственность. Но то, что мы считаем добрым и хорошим, в чём ищем и находим силу, может становиться тем, что увеличивает нашу дряблость. (Я бы не стал смешивать брак и семью, думаю, что брак – это союз, это ответственное «да», а семья – это более стихийное образование, социальная реальность). Мне кажется, иночество состоит в том, чтобы первый союз, который человек заключает, приходя в церковь, был браком со Христом: я лишь настолько принадлежу семье, насколько Ему это угодно. Отдаём ли мы приоритет Христу и браку с Ним? Готовы ли мы его отстаивать? Реально ли это? Очевидно ли это нашим нецерковным мужьям и жёнам?
Об этом страшно говорить, и в этом – нерв разговора о браке. Если мы пойдем за Богом, то Господь благословит жизнь человека и безбрачного, несемейного. Его жизнь не будет жизнью одинокого, бездетного и необогретого человека, а будет жизнью сильной. И наоборот, если мы попробуем войти с «черного хода», то любая семья, любой брак не спасут нас от холода мира сего. Господь призывает каждого, но только тот сможет быть воином и находиться в движении, кто решит для себя вопрос брака и иночества. Если мы его не решим, то не будет никакого духовного движения.
Протестанты говорят о себе и своей молитве, что они здесь, в этом мире «стоят в проломе». Сейчас Господь благословляет нас, какие мы есть, тоже, в каком-то смысле, «стать в проломе»: решить вопрос брака, нести в него свет Христов, чтобы обрести легкость, быть способными на то, чтобы идти за Христом и чувствовать Его силу за собой. 

Что такое иночество?

Александра Борухович (Екатеринбург):

По отношению к миру церковь иная, и ты другой. Не менее важно понимать, а тот ли ты «другой»? И твоё иночество является ли иночеством в исходном смысле? Братство «Трезвение», в котором мы с радостью живём, помогает это различать. Ведь чтобы путь был правильным, верным и в нужном направлении, чтобы не блуждать, нужно знать, что делать и куда идти. 

Дмитрий Парфёнов (Екатеринбург):

Понятие иночества существует в церкви давно. Но мы должны различать, какое иночество надо возрождать, а какое возрождать не надо, потому что оно прошло свой исторический путь. Почему сейчас мы говорим об иночестве? Потому что иночество связано со свободой.
Существующая исторически сложившаяся параллель иночества – «инок = монах». Но возрождение иночества – это явление духа, а не монашества. И в истории церкви иноки стремились к абсолютному воплощению евангельского духа, стремились жить в мире сем, но не от мира сего. Только такое иночество оправдано, другого не стоит искать. 

Марина Чиркова (Москва):

Епископ Михаил (Грибановский) писал, что монашество, которое к тому времени исторически сложилось, утратило свою актуальность и не соответствует своему назначению в мире. Он сам пришёл к тому, чтобы оставаться монахом, будучи в миру. Может быть, это и есть образ того монашества, о котором мы пытаемся говорить? 

Елена Каштанова (Екатеринбург):

У митрополита Антония Сурожского есть рассказ о начинающем монахе, который расспрашивает своего наставника, как ему уйти от мира. На что его наставник отвечает: «Не беспокойся, когда ты станешь монахом, мир сам от тебя уйдёт». Вы говорите о монашестве в миру, и мы говорим об иночестве, по сути, тоже в миру. Мы говорим, что призваны стать иными, и что другого пути у нас нет. Но мы призваны к иночеству с целью нести мир в этот мир, то есть стать иными, оставаясь в этом мире. Тут возникает проблема: мир сей, семья, друзья, работа – все это уходит и отворачивается от нас, а нам надо туда нести мир Христов. Мы говорили о личности как о степени воцерковления человека. И происходит то, что отворачивается не только мир сей, но и близкие нам по духу, те, кто рядом с нами, наши братья и сёстры. Как найти грань и не переступить её, чтобы не бояться быть иными к братьям и сёстрам и чтобы их не потерять? Где грань, чтобы не потерять семью и не потерять братьев и сестёр? Где грань, чтобы иночество не превратило нас в несносных гордецов, а тех, кто рядом, не сделало бы заложниками нашей «праведности»? 

Николай Слаутин (Екатеринбург):

В докладе архим. Виктора (Мамонтова) «Об умалении» говорится, что умаление – это путь иночества, это крест, вмещение другого и расширение сердца. Я рад, что мне посчастливилось увидеть архим. Виктора (Мамонтова) и Ольгу Григорьевну – «беседницу». Они живут без крика и без гигантизма. Гигантизм остается, когда человек стремиться быть всё больше и больше. Можно расти духовно и накапливать силы, «накачивать мышцы». Я не против духовного роста, но если при этом не забывают об умалении. 

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Думаю, что нам не нужно формулировать некое новое понятие иночества. Дух иночества не в том, что человек уходит из мира и мир бежит от него, а в том, что человек ищет волю Божью и, следуя ей, поступает по правде, и поэтому в него приходит сила и жизнь Божья. Если это происходит, тогда близкие повернутся к нам, потому что это такой дух, на который нельзя не «клюнуть». Помните, как Господь говорил: «Если будете иметь любовь между собою…»? Если в человеке не истлел и не погас огонёк жажды добра и истины, он обязательно на это срезонирует и это увидит. И тогда, возможно, сделает шаг к добру, любви и крепости. Церковь дана, и Господь приходит затем, чтобы этот мир спасти и показать ему красоту, силу и мир, которые должны в нём быть.
Когда может совершиться возрождение церкви? Оно не произойдёт, если мы все станем «праведными иноками» и займём в церкви самые горячие и ключевые посты. О братолюбии трудно говорить, но только когда мир увидит наше неподдельное братолюбие, дружелюбие, простоту и искренность в отношениях, когда люди будут делать шаги навстречу и носить немощи и тяготы друг друга, тогда иночество сможет начать «работать». Это произойдет, когда человек увидит, что дух иночества не распространяется только на своих и не замкнут, а открыт каждому и направлен к миру и жизни. Потому что человек, живущий подлинно иноческой жизнью, не убегает от мира. Иночество для христианина – не способ самозащиты.
Мы призваны исполнить великое поручение: «Идите и научите все народы». И иночество начнёт исполняться, и люди к научению обратятся, когда увидят, что мы этот Божий свет можем отражать. Человек выбирает жизнь, когда Господь даёт ему увидеть это, но в нас такое очень трудно разглядеть. Человек от «сладкого» никогда не убежит, как не убежит от крепкого и настоящего. Мы не успеваем за тем откровением, которое Господь нам даёт. Это всё потому, что сейчас люди в нас этой крепости и новизны Божьей не чувствуют. А когда почувствуют, тогда народ в храмы хлынет, и начнётся обновление церкви. Тогда народ почувствует силу иноческую, Христову силу, которую как дар получают люди в церкви — и на богослужении, и на встречах в общинах и группах, и в личной молитве. 

Ирина Богатова (Москва):

Граница, о которой спрашивала Елена – это Христос. Самый большой инок – Христос. Он вообще отличается от всех людей. Он воскрес, в Нём нет греха, и в ту меру, в какую мы с Ним, – мы иноки. Я понимаю семейные проблемы братьев и сестер, у меня в семье тоже бывает непросто, но своим присутствием и своей жизнью я всё время перед близкими ставлю вопрос выбора пути, и они не могут его обойти, потому что видят, как я решаю свои проблемы. Это их может раздражать, может привлекать – разные бывают моменты. Но тем, что вы с ними живёте, вы всё время ставите перед ними вопрос. Говорят же о слове Христа, что оно обоюдоострое: это одновременно и обличение, и призыв. И мы должны быть и обличением, и призывом. О. Сергий Булгаков говорил, что церковь призвана подготовить мир к своему концу. Мы знаем, к чему идём, и знаем, что это – лучшее. Есть совсем иное представление о лучшем для мира, но главное то, что мир должен быть готов к своему концу; и это наша с вами христианская задача. 

Ирина Доброва (Москва):

Инок – это человек, который встаёт на пути зла. Если относиться к Евангелию как учебнику жизни, то мы не потеряем тех, кто рядом. Инок решает для себя раз и навсегда: быть ли в мире сем или не от мира сего. Тогда и близкие решают, быть с нами или нет. После Нагорной проповеди перечисляются заповеди: это не делай, а это делай. Там всё написано, но можно ли так жить? С Божьей помощью можно. Те, кто рядом, увидят, что мы так живём, – не сегодня и не завтра, но обязательно увидят. Кто не захочет идти за нами, того мы не приведём силой, а кто захочет, тот пойдёт. Силы – только от Христа, и у всех нас эта сила есть. 

Евгения Парфёнова (Екатеринбург):

Можно долго разбираться в понятиях, но когда есть вопросы из жизни, их нужно решать. Сразу вспоминаются известные слова из Евангелия: «Враги человеку домашние его» (Мф 10:36). Это трудное для размышления слово может сразу отвратить неготового человека.
Но можно к этому вопросу подойти с другой стороны. В Евангелии говорится: «Что выгадает человек, приобретя весь мир, а себя погубив или повредив себе?» (Лк 9:25.). Эти слова о том, что нет никакого прока в приобретении родных, близких, братьев и сестёр, если ты при этом вредишь и губишь себя. Спасение человека – в обретении себя. Только тогда не обесценивается все, что окружает тебя. Тогда рядом с тобой будут близкие – и братья, и сёстры. Ты не растворишься в мире, если знаешь дело своей жизни. Иначе, какими бы словами мы ни называли свое общение с родными и близкими – миссией или служением – это может быть компромиссом и угождением. И только когда в этом призвании находишь себя и понимаешь, что это дар от Бога и им начинаешь жить, тогда всё вокруг тебя становится полноценным. Разрушенная картина твоей жизни начинает склеиваться, а темные уголки наполняются светом. 

Александра Борухович (Екатеринбург):

Сказанное Женей хочу подтвердить цитатой из другого Евангелия: «Ибо кто хочет сохранить жизнь свою, погубит ее; а кто погубит жизнь свою ради Меня, обретет ее» (Мф 16:25) . Продолжая рассказ о нашем любимом братстве «Трезвение», скажу, что на группе мы читали книжку иером. Г. Бунге «Акедия», в ней о монахах говорится по-другому. Когда монах теряет окружающий мир, только тогда он его и обретает. И тогда монах становится ближе к сердцу другого человека, чем сам человек.
Это то иночество, к которому каждый из нас призван, один ли он живёт, в браке, или как-то еще. В церкви любой человек должен быть на пути иночества. Только обретая Христа, мы можем обрести мир вокруг себя: братьев и сестёр, мужа и жену, но уже во Христе, через Христа и со Христом. 

Оксана Иванова (Екатеринбург):

На самом деле, надо начинать с себя: узнавать себя, обновлять, возрождать. В нас должен заработать какой-то внутренний механизм чистки. Потому что мы в миру вращаемся, заражаемся разными духами, «замутняемся». Свидетельства многих говорят о том, что личные барьеры, личная аскетика не удерживают эту лавину. Вышли, заразились, принесли и заразили всех остальных. Поэтому должно быть какое-то внутреннее противоядие, антивирус с особыми свойствами. С одной стороны, надо самим это делать, а с другой стороны, – с помощью братьев и сестер, в соборности. И дело очищения лично каждого должно быть общим делом, иначе все бессмысленно. Для меня как раз и стоит вопрос: как совместить личное, индивидуальное иночество с общим? Есть ли вообще мое личное иночество? 

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Иночество – это дух, и всякое соблюдение правил может к нему приближать, но с неменьшей опасностью и отдалять, становясь «правилом на правило и заповедью на заповедь».
Иночество напрямую связано с выбором приоритетов – выделением первостепенного и наиболее важного в жизни человека. Приоритет христианской жизни находится в соотнесении с тем, к чему тебя призывает Господь, и в эмпирической жизни это нельзя прописать, как правило. Поэтому иночество напрямую связано с бодрствованием, – ведь самое главное в своей жизни можно не узнать и пройти мимо. Выбор приоритета всегда связан с призванием. Чтобы быть уверенным в своём призвании, мы должны уметь прислушиваться. Призвание, как всякий смысл и дух, требует обострённой чуткости и тонкости нашего слуха.

Что мешает и что помогает иночеству?

Ирина Богатова (Москва):

Самый важный и направляющий вывод нашего разговора – Христос. Он во всём человек, но совсем другой, потому что без греха. И Его отношения с Отцом – совсем иные, чем отношения каждого из нас. Мы должны стремиться подражать Ему во всём в своей жизни, в чем, собственно, наше иночество и заключается. Поэтому каждый христианин призван быть иноком и возрастать на этом пути. И сейчас, когда мы будем говорить о том, что нам помогает и мешает, хотелось бы услышать не теоретические рассуждения, а собрать конкретный опыт: что конкретно мешает и помогает каждому из нас быть иноком и идти по пути иночества. 

Владимир Иванов (Екатеринбург):

Что мешает быть иноком? Мешает страх или страхи: во-первых, семья. Можно ли без семьи мыслить свою жизнь состоявшейся? – думают люди в мире сем и отвечают себе: этого не может быть!
Семья – это самый сильный, но не единственный страх, многое в жизни может быть причиной страха. Решиться сделать шаг по пути иночества потрясающе трудно, потому что это не только теория, но и конкретная практика. Когда Господь говорит «Если кто приходит ко Мне и не предпочитает Меня своему отцу, и матери, и жене, и детям, и братьям, и сестрам, и самой жизни своей, не может быть Моим учеником» (Лк 16:26). Что конкретно Он имеет в виду? Ведь страшно сказать себе, что о моей семье Бог заботится не меньше, чем я, и что, может быть, судьба каждого из моих детей сложится не так, как я себе это представляю. Даже дело не в том, что семья – это счастье (она может быть крестом), и не в том, что я ценю и берегу семейное благополучие и радость, а в том, что семья может стать идолом, который требует себе служения и жертв. Страшно решиться сделать шаг, который принципиально меняет отношение к семье, страх за неё не даёт быть иноком.
Иночество – это всегда свобода. Неумение и нерешительность сделать этот шаг подогреваются страхом осуждения за пренебрежение к семье, за «предательство» по отношению к ней, о чем ожидаешь услышать в каком-нибудь другом собрании. И внутри возникают аргументы того же порядка, с которыми трудно спорить. Это говорит наша собственная греховность, которая солидарна со страхами. Такой шаг требует только христианского накала жизни, а если его нет, то разрешить себе свободу означает уйти в безответственность и пренебрежение; и в этом есть реальная опасность.
Это то, что мешает. А что помогает? Помогает Господь, – тем, что устраивает такие ситуации в жизни, в которых, действительно, возникает вероятность риска потери того, что дорого. Это, конечно, «крутые» ситуации, но, тем не менее, они хороши. Потому что сказать себе, что ты свободен, может только человек, уже имеющий опыт свободы. Пережить это в конкретных обстоятельствах – значит получить помощь от Бога. Господь даёт такие жизненные ситуации, в которых человек испытывается и возрастает, если делает иноческий шаг. Это нужно ценить, принимать и за это Его благодарить. 

Ирина Доброва (Москва):

Вчера мы говорили, что инок – это человек, который отдал себя Богу и который служит Богу. Человек может служить или Богу, или идолу. Этот идол и есть «Я», и в любом случае, когда мы не служим Богу, мы служим себе, как бы это ни выглядело.
Свобода, о которой говорил Володя, не даётся просто так. Сказано в Писании: «Но у вас ничего нет, потому что не просите» (Иак 4:2)». Сам ты эту свободу не завоюешь, не добудешь, только проси. И пока ты служишь себе, ты не можешь быть иноком, у тебя не получится служение, у тебя многое не получится. Освобождение появляется постепенно, только по очень горячей просьбе. Семья – само собой, а ещё мы служим себе: в том, что не можем преодолеть гордость и страх всего того, что, как нам кажется, может угрожать нашему достоинству. Как замечательно звучит: «чувство собственного достоинства»! Собственное достоинство, наверное, не есть то, что надлежит более всего хранить человеку, ставшему на путь Христов. Чтобы быть иноком и прилепиться к Богу, нужно пройти путь, на котором лежит большой-большой камень, и этот камень – «Я». Нельзя его обойти ни справа, ни слева.
«Отвергнись себя» – это не теория, а практика, которая достигается не сразу и не сегодня; она вообще не достигается, если не начать этот камень дробить. А дробишь не сам, дробит Господь. Необходимо в каждый момент помнить, что есть задача служения Богу, а есть сегодняшнее моё «не то» настроение, поэтому нужно проверять себя – что делаешь? Далеко не всегда получается служить Господу, одно дело – понимать, а другое дело – мочь. И каждый раз стремиться мочь – это и есть преодоление себя, в чём и заключается трудность пути. Совершенных иноков нет, только один – Христос. Все остальные – на пути. 

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Прежде чем говорить о том, что мешает и что помогает в иночестве, мне хотелось бы сказать, что иночество в онтологическом смысле соприродно человеку, потому что человек – «иной» всему остальному и «иной» другим людям. Продолжая себя в каждом человеке, жизнь предполагает то, что она не такая как у другого. И человек это чувствует очень сильно, и отсюда духи, которые в мире веют, которые связаны с модой, с оригинальностью и т. д. Но иногда человек понимает, что оригинальность и оригинальничание не добавляют новизны его жизни, а делают её такой как у всех. Творческие люди это хорошо знают. Известный драматург Вампилов по этому поводу сказал: «Говорите правду и будете оригинальны», то есть не искажайте жизнь. Наше иночество должно воплощаться в делах и служении. Если мы правды Божьей придерживаемся, то мы тогда иноками и становимся.
Продолжу мысль о связи иночества с выбором приоритета. Если человек в каждый момент своей жизни верно выбирает приоритет, то он – инок. В нашем случае приоритеты связаны с конкретной жизнью, с конкретным днём и тем, что его заполняет. Мы должны помнить цель нашего призвания и нашего собирания, и тогда приоритетом для нас будет путь Христов. Иноческий путь – это путь в силе и славе Божьей, и Господь не даст с него сбиться. Верно выбрать приоритет в своей жизни и дальше этому неукоснительно следовать, соизмеряя с тем, что Господь нам даёт и открывает на этом пути, мы должны уметь. И, наоборот, желание быть оригинальным, пытаясь выделиться из среды остальных, – это не иночество, а соскальзывание на путь мира сего. 

Александра Борухович (Екатеринбург):

В евангельских словах «кто не возненавидит отца и мать…»  слово «ненавидеть», буквально – «не хочу видеть», звучит в контексте того, что мешает следованию за Христом. В Евангелии есть и другие слова; когда пришли к Нему мать и братья, чтобы взять Его, Христос, указывая на слушавших Его, сказал: «Матерь Моя и братья Мои – это те, кто слушает слово Божие и его исполняет» (Лк 8:21). Что это означает? Он расставил приоритеты, открыл дорогу Своей матери и Своим братьям, чтобы они стали Его духовными братьями и сестрами.
Наша миссия и призвание в чём заключаются? В том, чтобы помочь братьям и сестрам и нашим близким тоже быть свободными и тоже быть с Богом. Опасностью для них можем быть только мы, заграждая им дорогу собой или своими страхами или становясь для них идолами. 

Дмитрий Парфёнов (Екатеринбург):

Суть иночества в отрешённости человека от мира сего во всех его проявлениях, но в сопричастности всему и ответственности за всё в этом мире как творении Божьем. По большому счёту, всякое место, в которое меня ставит Господь, должно становиться местом моего экзистенциального пребывания и служения. Я согласен с сестрой, которая говорила, что обязательно надо просить Господа, чтобы Он присутствовал во всех существенных сторонах жизни.
В диалоге Ерма с ангелом покаяния (в книге Ерма «Пастырь») примечательна одна мысль: когда Ерм спросил, почему ему недоступна определённая степень святости, ангел ответил, что семья Ерма ещё не покаялась, и что в этом состоит его задача и ответственность. Поэтому брак и иночество взаимосвязаны и не противопоставляются один другому. 

Оксана Иванова (Екатеринбург):

Лично мне мешает боязнь остаться одной, потому что иночество, если всерьёз, в том, что ты действительно отличен от всех и что ты – один. Отсутствие необходимого опыта внутреннего одиночества, внешнего одиночества страшно пугает людей. Наверное, для того, чтобы быть иноком, необходимо иметь этот опыт.В миссии есть такой принцип: ты начинаешь понимать себя более полно только тогда, когда ты свидетельствуешь об этом опыте другим. И в каком-то смысле иночество можно воспринять в отношениях «я – не я».
Чтобы стать «я», нужно переступить болезненную для меня черту и увидеть, кто я есть на самом деле. Мы очень часто живем, исходя из мысли о себе: какой бы мне хотелось быть, или моей маме хотелось бы меня видеть, или детям моим. В результате оказываешься опутанной какими-то нереальностями. И в то же время боишься взглянуть на себя со стороны, чтобы принять всё и поверить. Одна сестра, рассказывая о трезвости и свободе, поразила меня словами, что надо иметь смирение принять себя в своих падениях и простить себе это. Я создаю определённые представления у себя самой, но когда Господь показывает, что ты не такая, наступает уныние и опускаются руки. Мне не хватает опыта серьёзного одиночества, времени и возможности побыть самой собой, поговорить с собой, увидеть себя, услышать и понять себя. 

Николай Слаутин (Екатеринбург):

Мне мешает боль и страх оторваться от себя, от своей самости и от своего представления о себе. Инок – это всегда ранимый человек, он всегда сострадает, не осуждает и не имеет претензий. Человек инаковый не живёт по меркам этого мира, он «небольшой». Почему я всегда вспоминаю архим. Виктора (Мамонтова)? Потому что он говорит то, что меня всегда касается, задевает и обличает. Он говорит, что двадцатый век открыл, какие мы все «большие христиане». Мы начинаем стучать по головам, мы не сострадаем: мы все «очень большие». А для того чтобы вместить другого, надо бы стать маленьким.
Что помогает? Помогает «впитывание» Христа. Аскетика без этого – качание мышц. Помогает мне именно Христос. Помогает тем, что я вдруг увидел, что Он служит, Он пришёл служить. Это открылось внезапно, Христос это открыл. Появилась готовность увидеть Христа, «рождать» Его в сердце с болью, муками. 

Татьяна Трифонова (Екатеринбург):

Скажу об иночестве, которое вижу в нашей церкви и в общении с братьями и сёстрами. У нас Надежда молится о своей маме. Меня удивляет настойчивость её молитвы, которой у меня нет. Я ей благодарна за этот пример и свидетельство жизни с Богом. Общение проваливается, если забываешь о своём иночестве, и поэтому необходимо постоянно быть в духе, чтобы свидетельствовать.
Что мешает? Лично мне мешает укоренённость в советском прошлом с его законами типа: если высунешься, то получишь. Через это трудно прорваться. 

Алексей Ефремов (Москва):

Что помогает иночеству? Наш приезд, наше радостное общение друг с другом способствует тому, чтобы разобраться в этом вопросе. Мы уже говорили об иночестве: его сложность в том, что оно не постигается одним человеком и в одно мгновение. Всё решается только в процессе совместного размышления в течение длительного времени и с помощью других. В этом ценность наших собраний, которые исключают фантазии: «Ах, что бы нам сделать и куда бы нам пойти?», но являют реальный плод размышлений над конкретной темой. И наша задача не упустить это и полнее участвовать в общении, открывая свои души. Мы разные: кто-то способен воспринять это мгновенно, кому-то нужно время, чтобы всё осмыслить. Если мы спасаемся сами, то что нам мешает воцерковить наших близких? И если я в церкви, а мои близкие не воцерковлены, то что мне мешает быть иноком? Для этого я должен разобраться, в чём иночество, чтобы являть его. 

Светлана Борак (Москва):

Если тебе плохо, то память о близких тебе людях и молитва о них, независимо от того, просили они молиться или нет, помогает. Мешает мне конкретно в моей жизни раздражение – на работе или ещё где-то. Мешает мне то, что я стараюсь не замечать происходящего на улице, когда, например, кого-то избивают; но меня не может это не задевать. И приходится быть внимательной и молиться, и это помогает. 

Людмила Радюхина (Москва):

Мне помогают наши совместные выезды и эта наша поездка. Оставаясь в своей семье, я очень быстро погружаюсь в быт, в жизнь без Бога. Я очень зависима от других людей, и когда вырываюсь из семьи, то потом какое-то время могу держаться, хотя ворчу, что долго едем, а дома так много дел. Но я чувствую, что эти поездки дают силы. 

Андрей Ошарин (Москва):

Года четыре назад я вдруг понял, что куда-то бегу, где-то присутствую, за что-то голосую, где-то копаю, что-то выдёргиваю. Но потом выясняется, что копать надо было не там, и выдёргивать надо было не то. Я делаю по форме всё что надо: держу ритм, мало сплю, пристаю к жене, чтобы ехать на вечерню и т. д., а толку от меня никакого: ни жарко, ни холодно. Почему важно братство «Трезвение»? Ведь самость надо как-то крушить, – это я говорю о том, что помогает…
А как её крушить? Я не люблю того, сего, не люблю, когда нет моих домашних тапочек, когда нет рядом моих детей. Это ужасно, но я – домашний и холёный барчук. Но всё очень просто, воля Божья обо мне очень простая: делай то, чего тебе более всего не хочется, и тогда всё будет нормально. Не хочется разговаривать с братом – иди к нему и разговаривай, иди и мирись, как хочешь. Ведь сказано, что если ты вспомнил у жертвенника, что имеет против тебя что-то брат твой (не он вспомнил, а ты вспомнил), то иди и мирись. Евангелие, если его честно читать, не обманет никого, и в этом помощь. Там ведь не сказано: жди, когда он придёт и с тобой помирится, потому что он кругом виноват. Ничего подобного! Ты иди и мирись, и точка. 

Ирина Богатова (Москва):

Что помогает? Усилия, которые берёшь на себя, – то же двухразовое питание – помогают мне видеть не просто свои проблемы и трудности, но и узнать себя конкретно. Например, почему вдруг сегодня я отказалась от вкусненького, хотя не отказываюсь в подобном случае, когда есть вероятность не поесть вовремя, и т. д. Ты узнаёшь о себе и видишь себя. В этом смысл аскетики: увидеть свои проблемы и то, что тебе конкретно мешает и, увидев их, преодолевать, когда не хочется, таким образом освобождаясь от них.
Однажды в небольшом кругу мы разговаривали о свободе и пришли к выводу, что свободе мешает препятствие, преодолев которое ты не освобождаешься, потому что возникает другое препятствие, которое тоже необходимо преодолевать, потом возникнет третье, и так до бесконечности. Ну, а если представить, что всё уже на свете сделано по отношению и к семье, и к миру, обществу, церкви, – что делать дальше? И кто-то ответил: «Бога благодарить!» Вот момент твоей полной свободы, и он бывает у каждого из нас, когда мы совершенно искренне благодарим Бога. В этом наша свобода, а не в том, когда мы забываем о своих обязанностях и ответственности.
Еще помогает Господь, опыт знания Бога другими, помогает Христос, знание Его пути. Помогает чтение Священного писания и принятие его правды, жизнь по-евангельски. Помогает страх потерять Бога, остаться без Христа. Помогает церковь – помнить о призвании Божьем, помогает присутствие Бога в собрании, само собрание помогает преодолевать инерцию. Возможность выехать куда-то вместе и жить вместе. Помогает свидетельство других: «беседников», братьев и сестёр. Помогает братство «Трезвение», деятельная любовь, забота о других, молитва о других, молитва других, общение с братьями и сёстрами и чуткость в этом общении. Помогает память о своём иночестве. Что меня удивило: говорили об отсутствии примеров, но, наверное, учёба тоже помогает узнавать иноческий опыт в истории церкви. Почему-то этого не прозвучало, хотя здесь многие учатся.
Интересная мысль, – первым об этом начал говорить Олег, – что иночество присуще человеку, оно делает его подобным Богу. И получается, – чем больше мы по этому пути идём, тем ближе становимся и к Богу, и к себе самим. Помогает знание воли Божьей о себе, исполнение её и послушание ей. Помогает память о ежедневном и ежечасном выборе между жизнью и смертью, между волей Божьей и тем, что нам хочется, то есть ежедневный выбор приоритетов и память о призвании. Помогает среда возможностью увидеть и решить проблемы, которые невидимы и нерешаемы, когда ты один. Помогает опыт одиночества, помогает кеносис, то есть умаление и преодоление своей самости. Помогает борьба с собой, своим «Я» и одновременно мысль о другом, которая позволяет уйти от своего «Я».
Теперь о том, что мешает. Мешают заботы о семье и её членах, служение им вместо Христа, так же, как и служение себе и неумение преодолеть свою гордость и чувство собственного достоинства. Мешает лжеиночество, стремление к оригинальности, к индивидуальности, тому, что нас отличает физически и психически, по нашему положению в обществе. А инок – это тот, кто берёт ответственность за других; в пределе своём – это Христос, Который отвечает за весь мир и Он – Глава Церкви, это то, что нас соединяет. Одновременно – это призвание, осознание его может объединить всех людей и может послужить единству всех других.
Мешают страхи. Страх за семью, за родных и близких. Страх одиночества, страх страдания, страх оторваться от себя – от ветхого человека, к которому привык, а какой ты другой, ещё не знаешь. Мешает раздвоенность, малодушие, укоренённость в «совковости», её стереотипы. Мешают нецерковные близкие, которые даны Богом и которых любишь. Дефицит миссии среди родных и близких. Сама миссия по отношению к ним ставит нас в положение иночества; и если мы поможем им выйти из их состояния, то они будут для нас не бременем, а помощниками и попутчиками на иноческом пути. Мешают и собственные грехи: раздражение, гордыня и всё, что связано с собой любимым. Мешает бестолковость чисто внешних усилий, даже правильных, о чем говорил Андрей. Мешает индивидуализм.

Брак и иночество

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Брак – это не просто хорошая церковная семья, а семья – это не светский аналог брака. Для меня семья ассоциируется с собранием, а брак – с союзом. Собрание и союз – это не одно и тоже. Семья – это то, что собрано, там есть и дети, и все, все, все… А брак – это сознательно заключенный завет, сознательно заключенный союз. Цель брака – любовь, а цель семьи – жизнь и существование.
В чем я вижу напряжение между иночеством и браком? В том, что всякий союз, завет, договор ставит себя в центр жизни. Для христианина первый, самый важный союз – это союз со Христом. А дальше он может обещать или нет, поскольку поступает в зависимости от того, как благословляет Господь; Ему даётся приоритет, и этот союз с Богом для человека изначальный, потому что через Христа, Сына Божия, человек возвращается к тому союзу, который был разорван грехопадением. И этим человек обретает свое человечество, которое было даровано ему от сотворения мира. 

Владимир Иванов (Екатеринбург):

Мне кажется, что мы можем говорить о природном призвании человека и его призвании Божьем. Скажу о семье. Семья, дети – это то, к чему человек природный чувствует своё призвание и в чём находит служение. Человек, одаренный музыкальным слухом, чувствует призвание к музыке, в этом находит свое служение и несет ответственность. Это нормально. Когда человек становится христианином, для него становится актуальным слово Христа о зерне, которое, упав в землю, если не умрет, то не принесёт плода.
Господь нас воспитывает, строит нашу жизнь так, чтобы мы сумели воспринять, – может быть, через трудности, через радости, – Его дары. У нас четверо детей, это дар Божий, но я по себе знаю, что когда они рождаются, то их даром Божьим не воспринимаешь, простите меня, грешного! Правда, вот родился и родился. И действительно, чтобы увидеть ребенка как дар, нужно, чтобы в жизни что-то произошло, тогда относиться к нему будешь как к дару.
Тоже могу сказать и о семье. Не знаю, становится ли она браком после того, как человек понимает, что это дар Божий. Это не то, что вот, мы друг друга увидели, влюбились и дальше у нас все хорошо. Мне кажется, что у христианина должен совершиться переворот сознания, чтобы его жизнь приносила плод – и в браке, и в воспитании детей. 

Оксана Иванова (Екатеринбург):

Я согласна, что худшее монашеское наследство – это противопоставление семьи и брака. Семья может стать самым могучим идолом, с которым надо бороться, но, в то же время, семья имеет очень большой потенциал тепла, приятия, внимания. Она даёт возможность для проявления любви. Этого многим не хватает. Мы все в каком-то смысле тоскуем о такой семье, которой мы были бы дороги, были бы приняты, в которой о нас думают. Думают не вообще, не столько как об образе Божьем… Помните, у о. Сергия (Савельева) в книге «Далёкий путь» есть описание, как они встретились после ссылки. Одна сестра привезла платья, которые нашила для всех остальных сестёр. И они их примеряли! Мы же не духи бесплотные, чтобы наша любовь удовлетворилась духовными поклонами, вроде тех, что посылал Сергий Радонежский Стефану Пермскому. Мы все ищем конкретную и понятную наполненность жизни во всех проявлениях, и семья это может давать и этим может служить, вот этой многополярной многоцветной жизнью. Там всего много: там разные поколения, там разные темпераменты, разные степени ума и т. д. Там каждый может найти себе подобное, родное, а, с другой стороны, может быть принят как другой. В этом смысле я бы не относила семью к профанным, мирским понятиям, потому что в семье есть потенциал полной, хорошей жизни. С другой стороны, всегда есть желание сделать семью чем-то только своим. Ведь что такое семья в миру? Ты, да я, да мы с тобой? Моя семья – это я, мама, папа, бабушка и дедушка? 

Ирина Доброва (Москва):

В семье есть потенциал. Но вопрос – потенциал чего? Олег говорил, что человек свой первый брак и союз заключает со Христом в крещении:«Сочетался ли ты со Христом?», если он действительно с Ним сочетался. И тогда любые другие отношения в мире человек строит, соотнося с этим союзом, если он христианин, если он инок. В той степени, в какой семья не заслоняет отношения со Христом, она может быть семьёй. Семьёй христианской, где Христос в центре жизни каждого члена семьи.
Володя напомнил, что зерно не прорастёт, если не умрёт. Согласна. К сожалению, то тепло, тот уют, который даёт нам семья, чаще всего заслоняют от нас свет и тепло Христа, в семье легко можно раствориться. Апостол Павел говорит об этом: «Женатый заботится о том, как угодить жене». А брак каждого, и женатого, и неженатого, со Христом – возможен. Брак – это то, что приносит плод, брак – это то, чем можно служить. 

Ирина Богатова (Москва):

Хочу напомнить о семье о. Сергия (Савельева). Он и его жена как семья умерли и стали иноками, и тогда стала рождаться община. Они отказались от чисто семейных отношений, сохранив брак ради того, чтобы сохранить брак со Христом. Они пошли таким путём. Единственный ли это путь? Пример, который мы знаем, – семья о. Сергия (Савельева)… В их общине все отказались от семейных отношений, все стали монахами. 

Евгения Парфёнова (Екатеринбург):

Для меня вопрос, может ли семья послужить Богу, равнозначен вопросу – какие у брака могут быть плоды? Есть ли у брака плоды? Ответом может быть экклезиологический принцип ответственности меньшего за большее. Для меня радость брака состоит в том, что союз со Христом, заключённый в крещении и запечатлённый осознанным вхождением в церковь, удвоился. Господь призывает к величайшей тайне обретения единства, в этом радость и перспектива брака. Там, где обретается единство, появляется инаковость, которая противостоит розни мира сего. Если в браке обрести полноту, то супруги берут ответственность за большее вместе, а не каждый по отдельности. 

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Брак и семья похожи. Очень часто, говоря о семьях, нам приходится вводить различия: полная семья, неполная семья, ещё что-то. Я думаю, что брак и семья – это ценности языческие или, в лучшем случае, ветхозаветные.
Я могу вспомнить семью, которую можно назвать христианской – Святое Семейство. Мария, Иосиф, Христос – семья, брак, которые были принесены в жертву. Чем семья и брак похожи? И то, и другое может стать жертвой, благоугодной Богу. В жертву нельзя приносить абы что, Господь не принимает любые жертвы.
Семья должна быть крепкой. И дети должны воспитываться, и очаг там должен пылать, и порядок должен быть, и т. д.,– все знают, чем семья должна быть хороша. Семья исполнена, когда человек выходит из семьи на служение, т.е. когда он её в некотором смысле бросает, вернее, оставляет Богу на попечение. Тогда страх бывает необыкновенный, потому что это всегда угроза разлома семьи. «Взял и куда-то усвистал, на какое-то служение. Разве это семья?» Но семья может быть настоящей, если мы относимся к ней, как к жертве, готовим её как благоуханную жертву. Тогда нет различия между семьёй церковной полной и семьёй церковной неполной. Тот человек трудится и жертвует для семьи, кто, услышав призыв Божий, внял ему и последовал. Это всегда опасно, но только тогда семья может быть ценностью для Бога и Христа. 

Ирина Богатова (Москва):

Семья должна быть как таинство, и в ней должна быть тайна и присутствие Божие. Тогда можно говорить о благополучной христианской семье. Христианской семью делает церковь, потому что таинство – это жизнь церкви. Семья должна быть церковной. А Олег полагает, что может быть церковным только один человек, один член церкви в этой семье? Это небесспорно. 

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Я говорил, что христианская или нехристианская семья настолько ценна, насколько её можно принести в жертву Богу. Семья в этом смысле – такой же дар. 

Владимир Иванов (Екатеринбург):

Хочу напомнить про «беседников». У них один брат накосил сена для семьи – это всё, что он мог для неё сделать. Обеспечил семью сеном и ушёл проповедовать. 

Ирина Богатова (Москва):

А когда он умирал, вокруг него собралась вся семья, и когда его спросили, что он им оставляет, он ответил: «такую жизнь». Он её завещал своей семье, и семья ведь собралась. Ни он не отказался от семьи, ни она не отказалась от него. 

Александра Борухович (Екатеринбург):

Отличие новозаветного брака от других в том, что в нём может быть преодолена плоть. Это напрямую связано с иночеством и путём к Богу. Путь обожения состоит в избавлении от любых идолов, возникающих в нашей жизни. И если говорить о браке, – это тоже путь возрастания. На этом пути без помощи Божьей не обойтись. Возрастание в браке и обретение полноты этого таинства происходит, если мы учимся возрастанию, и если есть место, где можем ему научиться, например, братство «Трезвение».
Каждый твой шаг должен происходить из тишины, тогда он действительно будет благословлён Богом и не будет разрушать того, что другим близко и дорого. Только тогда тебя может вести Господь, созидать тебя на пути иночества в браке. Брак – это великое таинство, и Господь может там действовать. 

Ирина Богатова (Москва):

Мы вышли на разговор о преодолении плоти; имеется ли в виду отказ от плоти или что-то ещё? Мы говорили, что во Христе нет ни мужчины, ни женщины. А в браке это различие сохраняется. Должны ли мы его преодолевать? Цель брака и цель семьи – отличаются ли они и насколько? Как их сблизить? Каково предназначение того и другого? Есть ли здесь разница? 

Олег Глаголев (Екатеринбург):

Цель брака – любовь, а цель семьи – существование и жизнь.

Евгения Парфёнова (Екатеринбург):

Пребывать в истинном браке – это быть иноком. Преодолевать плоть не означает жить не так, как живут все семьи, а означает, что убран тот камень, о котором мы говорили, чтобы свобода лила потоком. Брак – это таинство, которое земному не принадлежит, и это некоторая тайна, в которую мы должны войти. 

Ирина Богатова (Москва):

Возможно ли воплощение такого брака в семье? 

Евгения Парфёнова (Екатеринбург):

Семья – это воплощение брачного союза, его земное и видимое проявление: очаг, порядок в доме, дети и отношение к ним как дару. Ведь чем больше горнего в глазах, тем земное проявление брака больше благоухает и свидетельствует миру, что оно не от мира сего. Это тоже может быть воплощением пути иночества. В этом радость. И безбрачный путь иночества может быть таким же благоуханием. 

Ирина Доброва (Москва):

Брак вполне возможен и у человека с Богом. Эти виды брака не надо путать, они разные. 

Ирина Богатова (Москва):

Брак человека со Христом может быть сохранён и воплощён в семье. Может быть, в этом идеал христианской семьи, когда сохраняется этот брак и при этом сохраняется и признаётся иночество другого. Возможно ли это? 

Оксана Иванова (Екатеринбург):

Такое деление мне кажется схоластическим: могут ли иноки создать семью? Семья есть у каждого: и у замужних, и у незамужних. Ведь семья – это более широкое понятие, чем просто муж, жена и дети. В этом смысле я вообще против деления и теоретического противопоставления. Мы призваны решить проблемы семьи. И мы своё иночество и свой брак со Христом в семье либо воплощаем, либо имеем с этим проблемы.

Ирина Богатова (Москва):

Мы не ставили перед собой цель найти ответы на все вопросы. Поэтому в заключение поставим ещё один важный вопрос: имеет ли Господь «право» на нашу семью? Допускаем ли мы Его в своё «святая святых»? Давайте подумаем об этом вместе.